Например, утреннее телешоу «Райсовет» было выстроено в стилистике советского конструктивизма, я запомнила прекрасное оформление эфира художником Владимиром Кирленко. Была еще программа «Запросто», маленькие новеллы-воспоминания в цикле «Век помнить буду», ток-шоу «Прямая речь» и молодежная игра «Приглашение на казнь». А еще «Арт и шок» с Нгуеном Лантуатом, «Мужской разговор» с Михаилом Шабалиным и детская постановочная передача Александра Тюстина «Дом мультфильмов». И, конечно, моя авторская программа «Люди добрые», которая из цикла документальных фильмов была преобразована сначала в ежедневное блиц-интервью в живом эфире, а позже – в ток-шоу, которое тоже шло вживую. Студия просуществовала до 2005 года.
Это был очень молодой коллектив. Многие из тех, кто начинал свою профессиональную карьеру в студии – редактором, корреспондентом или ведущим, – позже стали продюсерами, режиссерами и шеф-редакторами на центральных каналах или успешно продолжили работу в Новосибирске. Наташа Кадырова, Валерия Чернышова, Юлия Серебрянская, Татьяна Миганова, Светлана Шуваева, Евгений Безбородов, Макс Челноков, Алла Лейбович и другие (трудно перечислить всех – большая группа ребят работала внештатно, особенно на проектах «Приглашение на казнь» и «Прямая речь»).
Я часто вспоминаю ситуации, связанные с работой студии, но больше всего – живые эфиры. Когда вдруг не пришел гость, и за 15 минут до начала передачи надо было найти ему замену. Или когда давали звонок зрителя в студию, и вдруг этот неведомый зритель во всеуслышание произносил такое, что я готова была провалиться сквозь землю… И ведь ничего не «запикаешь» – приходилось выкручиваться.
Мне нравилось, что ток-шоу «Люди добрые» мы делали без подставных спикеров, все гости – а в обсуждении участвовало больше тридцати человек – были реальными участниками событий. Если говорили о бомжах, то часть аудитории перед эфиром приходилось отмывать в туалете. Одна девушка – из бездомных – даже умудрилась постирать в раковине свою кофту и сидела в мокрой. Другая пришла с младенцем, он расплакался прямо в студии и тут же был накормлен грудью. Когда шла передача о наркотиках, присутствующие были абсолютно в теме – многие приехали на эфир прямо из наркодиспансера.
А каким экстремальным мне вспоминается период, когда я работала в эфире каждый день! Ведь это не новости с телетекстом перед глазами, а чистая импровизация. За 20 минут передачи надо было раскрыть тему и разговорить собеседника так, чтобы он не сумел отделаться общими фразами, а зрители не переключились бы на другой канал, изнемогая от скуки. До сих пор храню листочки с данными рейтингов – они радовали.
Но удачи не сохранились в памяти так, как провалы. Помню самый провальный эфир – накануне 9 мая 2000 года. Бабушка-ветеран в гримерной выглядела очень милой, разговорчивой собеседницей, но, оказавшись в студии, она внезапно «потеряла слух» – перестала отвечать на вопросы, достала откуда-то из-за пазухи лист бумаги с текстом и начала его зачитывать зычным голосом. 20 минут в эфире, вместо диалога, звучала ее агитка, написанная в лучших коммунистических традициях: «Власть – народу, хлеб – голодным, да здравствует Советский Союз!» Я подперла рукой щеку – сижу, слушаю. Другого-то выхода нет. Эфир закончился, я вылетела из студии в шоке, не зная, плакать или хохотать, а бабулька… Она вновь «обрела слух», и, сдержанно поблагодарив нас, удалилась. После этого я всех гостей проверяла на наличие шпаргалок за пазухой.
А еще был дивный случай с чиновником из какого-то района. Начался эфир, мы заговорили, и я с удивлением, буквально вытаращив глаза, следила за его раскованной предельно откровенной речью. Собеседник, бурно жестикулируя, «рубил правду-матку». Я боялась, как бы он не навредил себе этим выступлением, постаралась смягчить какие-то моменты, но чиновник наоборот, начал со мной яростно спорить, обостряя разговор. В общем, чувствую, мы «жжем в эфире». Еле его остановила, чтобы поставить точку и попрощаться со зрителями. В студии повисла тишина. И тут он спрашивает: «А передача-то когда начнется?» Я чуть под стул не сползла. Бедняга думал – репетиция. Правда, к его чести, когда он узнал, что поделился своими соображениями со всей Новосибирской областью, он не растерялся и даже не опечалился – мы вместе посмеялись и еще долгое время созванивались, как приятели.
Сейчас я занимаюсь своим самым любимым делом – снимаю фильмы для центральных каналов. Но одним из моих лучших воспоминаний всё-таки остается живой эфир Новосибирской студии телевидения. Это был драйв, колоссальный выброс адреналина, сравнимый, наверное, с прыжком парашютиста, и чистое счастье.
