Для молодого специалиста, окончившего консерваторию, повстречаться с людьми, которых видел на экране и много слышал, и получить от них мощный заряд профессионализма было очень важно для старта моей биографии. И, конечно, моментальное знакомство со всеми крупными музыкантами Новосибирска и не только Новосибирска – это было здорово и прекрасно, это была такая лучезарная сторона деятельности.
С другой стороны – подчеркну, – в 1985 году к власти пришел Горбачев, началась перестройка. До этого был такой «застой-застой», апогей застоя, я бы сказала. Перестройка до нас докатилась как-то не сразу, понятие о гласности мы имели, но при этом такой мощный застойный цензурный гнет – он существовал, и никто его не отменял. Возникали такие ситуации, которые сегодняшнему молодому поколению, может, не очень понятны. Например, у нас не было официальной цензуры, но был так называемый «литотдел», функцией которого была охрана государственной тайны. На самом деле это была самая настоящая цензура – без подписи руководителя этого отдела ни один текст не мог выйти в эфир.
Я вспоминаю два момента, которые в результате обусловили мой добровольный уход с телевидения. Первый из них был связан с ситуацией вокруг Марка Копелева – режиссера, члена Союза кинематографистов, Союза журналистов, известного в городе человека. Он работал в литературно-драматической редакции. Он был очень увлечен музыкой, российским (тогда – советским) роком, у него была огромная коллекция. И консерватория его пригласила читать лекции по этому роду советского искусства. Он прочитал эти несколько лекций, после чего его обвинили во всех грехах – в том числе, одновременно в пацифизме и фашизме! Хотя лекция была совсем невинная – по поводу группы «Машина времени», я сама на эти лекции ходила. Его уволили, исключили из всех творческих союзов. Сейчас он живет в Америке, жалеет страшно — потом его заочно, когда он уже уехал, приняли обратно: перестройка вступила в свои права, его как бы реабилитировали.
Этот момент был очень серьезным – я тогда за него вступилась, и это существенно осложнило мое существование на студии. Было повышенное внимание и со стороны руководства, и облисполкома — мы же к нему относились. И вот был курьезный случай. Это был 1986 год, перестройка в разгаре. К нам приехала рок-группа «Динамик», возглавлял ее Владимир Кузьмин, которого мы позже полюбили по его дуэту с А. Б. Пугачевой, а до того он был прекрасным басистом и руководителем этой милой группы, которая пела про любовь. Они были в пристойных костюмах, с длинными волосами – ну кто тогда не был с длинными волосами? Я сделала передачу – интервью с Кузьминым и небольшой концерт. После этого меня все начали спрашивать: «Зачем тебе это нужно?» Я отвечаю: «Ну, вы посмотрите на сетку вещания. В программе одна академическая и народная музыка – и все. Давайте для молодежи хоть что-то сделаем». Наконец, передачу выпустили – видимо, никто из партийного руководства ее не видел, как-то все тихо прошло. А потом ее почему-то повторили летом – не стерли по недосмотру, а летом всегда нужно что-то ставить – сезон отпусков. И тут кто-то из работников обкома летом на даче ее увидел. И поднялся жуткий скандал. Я прекрасно помню эти разговоры – «зачем мне это нужно» – в темной комнате, с направленным в лицо светом. Такое сейчас только в кино можно увидеть.
И это на меня произвело такое впечатление, что я решила – могу обойтись в жизни без всего этого. Хотя, повторю еще раз, я благодарна очень многим людям, с которыми я работала. К сожалению, подавляющее большинство из них уже не с нами. Недавно умер Ким Михайлович Долгин, с которым мы очень много работали, которого я глубоко уважала как человека, личность и профессионала. Я до последних его дней поддерживала с ним связь.
Прекрасный человек, главный редактор художественного вещания – Людмила Митрофановна Ведищева. Она нас всегда защищала. Думаю, не то, что половину – гораздо большую часть всего того прессинга, который на нас шел со стороны властей, она брала на себя, мы этого просто не знали. Она нас всегда прикрывала, спасала своим юмором и жизнелюбием. И если она нас ругала – это было так по-матерински, по-доброму.
Роза Александровна Литвиненко – из наших корифеев, с которыми довелось работать. У нас в музыкальной редакции были прекрасные отношения, люди, с которыми мне и сегодня приятно встречаться, вспоминать эти времена.
К сожалению, давно погиб Юра Прокошин – он был главным редактором музыкальной редакции, когда я пришла в нее работать, он преподнес мне первые азы работы.
Много было интересных передач, встреч – такого я сейчас даже представить не могу. Огромные интервью – на Центральном телевидении такого не было! – там все было достаточно официозно, и было понятно, что там этот самый пресс еще больше. Сесть в кресло и час проговорить с каким-нибудь выдающимся музыкантом – Башметом, Плетневым… Разговоры были длинные, содержательные, и как раз провинциальная телевизионная жизнь позволяла делать такой формат. Передач было много – интересных и острых, в том числе, с новосибирскими композиторами, исполнителями: Аскольд Муров, Юрий Шибанов… Собирались с молодежью, спорили, шутили, обменивались впечатлениями, музыку тут же исполняли. Это было в особнячке Союза композиторов на Ядринцевской.
Что для меня было важно в том времени? Когда ты только начинаешь – все важно, и на каждом шагу ты делаешь открытия. И студия телевидения для меня, повторю, навсегда – стартовая площадка, которая мне дала дорогу в жизнь. Меня знали в городе, я общалась со всеми музыкантами. В этом смысле для всех молодых специалистов работа в журналистике, в средствах массовой информации – это мощный старт, потом можно выбирать любые пути-дороги.
И чего я только на студии ни делала! Вот, кстати, – никогда больше нигде не монтировала кинопленку. Я писала много сюжетов, которые монтировали на кино – это уже на тот момент на телевидении было дело, архаичное по технологии. Кино – это особое дело: надо подкладывать под видеоизображение звук, сидеть и резать пленку. Я только склеивать не бралась, отдавала монтажницам, и они меня хвалили. Так что научилась многому.
